Зверь над державой - Страница 40

Так, ладно, а сейчас-то что делать? Не могу же я здесь пойти в первый отдел или у себя, в СГБ, прямо к Лаврентию Палычу, есть у меня к нему свободный доступ, и заявить, что вот такой-то такой – немецкий шпион. Нет, этого типа в разработку возьмут немедленно и язык быстренько развяжут. Есть у нас такие специалисты, от самого себя чего скрывать-то. В контрразведке без этого никак. Но сам-то я спалюсь немедленно. Какие такие у меня основания, что я опознал этого типа, как немецкого шпиона? Интуиция, говоришь? Для этого тоже информационная база должна быть! Откуда я знаю, что он был в составе той делегации? Откуда я вообще его знаю? Нет, так делать нельзя. Придется самому этого гада разрабатывать. Как? А что я о нем знаю? Немецкий шпион и гомик. Родился тогда-то, расстрелян в пятидесятом. Все? Все. А времени мизер! Мы с Валеркой Злобиным приехали в Ленинград и уже вторую неделю шаримся по «Светлане».

Молодцы они, мои предки-современники все-таки. Так быстро освоить производство всех этих магнетронов, многорезонаторных и отражательных клистронов и еще черт знает какого количества электровакуумных радиоприборов, даже имея столь подробную информацию о них и все тонкости их изготовления, все-таки не так просто. Но они-мы справились. Одно только производство цветных планарных кинескопов с плоским экраном вон, какое отгрохали. Явно документация цельнотянутая у «Сони». Я ловлю себя на мысли, что все, сейчас меня окружающие, уже давно для меня значительно больше «мы», чем «они». Вжился я уже здесь у нас. Та, теперь бесконечно далекая для меня Россия, конечно, тоже Родина. Именно с большой буквы. Но и нынешняя моя страна, Союз Советских Социалистических Республик, имеет для меня уже значительно большее значение. Даже не так, они давно слились во мне во что-то одно, очень большое. За что я кому угодно голову откручу и скажу, что так и было. Ладно, хватит самому себе панегирики петь. Знаю же, почему мысли в сторону уходят. Времени мало. Завтра срок командировки заканчивается. А способ экстренной разработки только один. Но как же не хочется! Отвратительно до рвоты! А надо…

* * *

– Так точно, товарищ генерал-полковник! Заметил, как он на чужой кульман очень уж заинтересованно смотрит. Потом он на меня своими глазами такой масленый взгляд бросил, что мне противно стало. Но вы же сами учили, что враг может затаиться где угодно и что любые способы хороши для разоблачения врагов народа. Вот я и решил попробовать. Ну, не мог же я пройти мимо…

Оказывается, моя свежеприобретенная эмпатия на мужчин тоже действует. Поддался на приглашение этого гомика в гости, где он в первую очередь попытался меня споить одновременно со своими подходами. Как же это противно все-таки было. Меня споить? Три раза ха-ха! Сам налакался в стельку. Всего-то пятка ударов по почкам хватило, чтобы он поплыл и раскололся.

– Знаешь, Синельников, если бы вот не это, -Берия вытащил из ящика стола какую-то папку и почти швырнул ее на стол, – я бы вообще неизвестно что о тебе подумал.

Так, а это что еще? Компромат?

– Здесь семь, – директор СГБ – на правах зампреда Совмина – рванул завязки папки. Из нее вывалились на стол несколько листков бумаги. – Семь анонимок на тебя. И каждая написана мужским почерком.

Я приметил знакомые зелененькие бланки графологической экспертизы, подколотые снизу к каждой бумажке и высовывающиеся краями из-под некоторых анонимок.

– И в каждой совершенно отдельный эпизод. Ну сколько можно шляться по бабам? И ни одной жалобы на тебя, майор, написанной женщиной. И чем ты их так ублажаешь, что они даже кляузы писать на тебя не хотят?

Странно. Мне почему-то казалось, что все обстоит строго наоборот. Не столько я их, как они меня. Впрочем, замнем для ясности…

– Так вот запомни, Синельников. – Берия собрал все листы обратно в папку. – Это, – перед моим носом потрясли все той же злосчастной папкой, – будет лежать у меня в ящике стола.

Лаврентий Палыч убрал наконец папку обратно в стол, укоризненно посверкал на меня своим пенсне и уже почти спокойным тоном добавил:

– Представление на тебя, майор, за молниеносную операцию по раскрытию и обезвреживанию немецкого шпиона я уже подписал. Но постарайся все же, чтобы больше анонимок на тебя не приходило.

Уже уходя, я своим острым слухом расслышал явно не предназначенные мне слова:

– Совсем еще мальчишка…

Вот так на моей груди появился орден Красной Звезды. А у нашего главы СГБ, оказывается, давно компромат на меня копится. Хорошо еще, что он не стал делать выводы из того, что анонимки только от мужиков. А может, сделал, но не стал озвучивать?…

* * *

Регистрацию брака отметили все той же маленькой компанией в небольшом уютном ресторанчике со странным названием «Таверна. У веселого шушпанчика». Викентьев с Катей нашли его совершенно случайно, когда возвращались с одной из нечастых поездок в Санкт-Петербург и свернули с трассы, чтобы перекусить чем-нибудь получше, чем в придорожной забегаловке. Заведение им очень понравилось.

Прекрасная стилизация под средневековье, великолепная кухня и совершенно незаметное обслуживание. Возвращаясь, они долго спорили о названии ресторана. Юрий утверждал, что хозяин – наверняка бывший фидошник, а Екатерина настаивала на том, что он или мистик, или свихнувшийся математик и упоминала при этом почему-то Анри Пуанкаре.

Сначала выпили за здоровье молодых. Затем за будущего первенца. Потом, как положено, за родителей новобрачных, увы отсутствующих. Пригласить их на свадьбу не было возможности из-за секретности. И так за территорию НИИ и бывшего военного поселка приходилось выезжать по чужим документам. Разделения по интересам, как это обычно бывает на таких мероприятиях, у маленького коллектива не произошло. Разговор, как всегда, свернул на рабочие темы. Стали решать, что важнее для СССР, историческое послезнание или современная техника. Победила третья точка зрения, Павла Ефимовича. Он утверждал, что самая главная информация – это возможные пути политико-экономического развития общества.